Безмерное разрастание города — губительная стратегия в принципе. Необходимо строить с нуля всю инфраструктуру, начинаются транспортные, экологические перегрузки. Подобные кварталы способствуют маятниковому движению, когда с утра все проснулись на окраине и двинулись в центр на работу, а вечером — в обратном направлении. Нынешняя типовая застройка, лишенная естественной городской среды и инфраструктуры, приводит к последствиям, которые придется разгребать много лет. Среди прочего это и возможные социальные риски. В мире есть примеры, когда подобные кварталы становились реальными гетто. Механизм простой: люди, которые въехали в новые дома, понимают, что жить в них невозможно. Начинается миграция, на смену первым новоселам приходят все более низшие слои. В квартале начинаются криминальные проблемы. Приходится тратить деньги из городского бюджета на урегулирование этой ситуации. И в какой-то момент город принимает решение не вкладываться в развитие данной территории, а огородить ее. Так, в Париже гетто отделяли бетонными стенами и полицейскими кордонами. И за этими стенами происходило автономное существование — с нелегальной экономикой, преступностью. Второй вариант: подобный микрорайон просто сносят. Деградация местности происходит постепенно, она может занять от 20 до 50 лет. В любом случае главная характеристика таких территорий: они как паразиты потребляют ресурсы города — транспортные, бюджетные, территориальные — и ничего не отдают взамен. Потому что эффективной в эпоху постиндустриальной экономики может быть только многофункциональная территория.
Максим Шпаковскиисооснователь и директор по развитию Института урбанистики "Среда"
"В спальных районах масштабы всего — домов, пустых пространств — настолько велики, что самоорганизовываться очень трудно. Когда вы селите в один подъезд тысячу человек, им трудно вылиться в сообщество, потому что сообщества в несколько сотен индивидов не бывает. В этом смысле во дворе–колодце в центре гораздо проще знать всех в лицо и объединиться с какой–то целью", — считает программный директор института урбанистики "Среда" Олег Паченков. "Есть исследования, которые говорят о зависимости уровня самоорганизации сообщества от высотности здания и количества жильцов. Например, чем выше здание, тем меньше вероятность, что в случае опасности другие жильцы вызовут вам полицию", — говорит Елена Тыканова.
"В Европе много делают на уровне генеральных планов городов, чтобы не допустить самого понятия "спальный район", — добавляет вице–президент фестиваля "Артерия" Илья Филимонов. — Например, в Милане генплан основан на формировании в таких районах мест приложения труда, общественных пространств и центров — это движение от центра, создание комфортной среды, которая влияет на людей и побуждает их к развитию".
Есть, впрочем, и примеры малоудачной работы со "спальниками" в Европе. Наиболее очевидный — копенгагенский район Орестад: построенный уже в новом тысячелетии, он, несмотря на дизайнерский блеск, стал практически аналогом нашего Парнаса, местом пустынным и пугающим. "Орестад — это пример того, как бизнес–интересы "отжимают" социальные. Несмотря на то что там исправный архитектурный дизайн, есть дизайн открытых пространств, это все равно дома, населенные мигрантами", — говорит Данияр Юсупов.
Честно говоря, мне очень сложно представить, что пространства периферийных микрорайонов Петербурга в ближайшее время смогут превратиться во что–либо более пристойное. Особенность больших комплексных проектов в том, что вложение средств происходит, как правило, один раз. Потом — только обслуживание и поддержание формы, это в лучшем случае. Проще говоря, такие вещи строятся раз и навсегда. В случае с питерскими микрорайонами 1990–х — начала 2000–х шанс, мне кажется, уже упущен. Вряд ли кто–либо на практике будет заниматься их серьезным глобальным рестайлингом. Девелоперы при любом раскладе всегда будут хотеть работать с чистого листа. Наиболее очевидно это доказывают проекты намывов. Для всех оказывается выгоднее создать совершенно новую территорию, где можно будет играть по новым правилам, чем реконструировать или переделывать среду проблемных окраин. О благоустройстве и гуманизации среды микрорайонов речи не идет. Так что это возможно только лишь в формате экспериментальных программ или точечной благотворительности. Вероятно, эти районы и кварталы будут продолжать деградировать, пока не произойдет какой–то качественно новый переход. А произойти это может гораздо раньше чем через 20 лет. Так, к примеру, знаменитый гонконгский район Каулун, представлявший собой сверхплотный мусорный город, после определенных политических событий очень быстро расселили и полностью снесли в кратчайшие сроки. Это была буквально санитарная спецоперация. Теперь на этом месте совсем другая застройка.
Александр Стругачсовладелец Simmetria Architectural Bureau
В однушке размером с кровать проводить много времени достаточно сложно. Человек, ограниченный в пространстве дома, может искать больших пространств на работе. С нормированием рабочего дня в России и так сложно, возможно, маленькие квартиры будут побуждать холостяка проводить еще больше времени вне дома. Альтернативой работе может быть, конечно, место отдыха — музеи, кино, выставки, бар, ресторан, однако проводить ежедневно вечер вне дома и вне работы достаточно дорогое удовольствие, денег на которое у владельца маленькой квартиры может и не быть. Таким образом, однушка может оказаться путем к трудоголизму (или алкоголизму — музеи-то вечером закрыты). Кроме того, пространство влияет на ощущение себя, собственного размера в том числе. Неслучайно царские особы стремились жить во дворцах — только такие размеры соответствовали их царственному самоощущению. Но есть и обратный эффект — уют принято отождествлять с небольшими объемами, так что для отдыха большие пространства могут оказаться негодными. Вывод: у человека для комфортной жизни должно быть как минимум две комнаты. Дистанция и уединение являются необходимостью и залогом в том числе близости и любви к другому (простое выражение «любовь заела бытовуха» может относиться как раз к этому случаю). Так что чем дальше, тем ближе — встретиться всей семьей за завтраком на кухне гораздо приятнее, если ночь провели в разных комнатах.
Елизавета ЗельдинаПсихоаналитик, преподаватель в Восточноевропейском институте психоанализа