Перейти к содержимому






- - - - -

Россия - поиск смыслов

Написано АВА, 09 September 2015 · 1505 Просмотров

формирование мировоззрения
Онтология – учение о сущем, об основах бытия и об основных закономерностях развития. Почему русская цивилизация не вписывается ни в одну другую? Где этнические корни у русского народа? Мы, в прошлом, скифы, варвары и варяги, перемешанные с Золотой ордой, до глубины души восприняли Византийскую культуру и Православную веру, не зависимо от разреза глаз и цвета волос. Если в настоящее время сделать образную картинку этнического русского, то русский, как член политической нации, в принципе, должен бы быть в косоворотке, с нашитыми газырями (кавказский пояс для патронов), с чалмой на голове и в хороших оленьих унтах. При этом, учитывая наш исторический путь развития, мы носим, как православный крест на груди, так и красную звезду на чалме, а в смышленых глазах у нас проскальзывает еще и еврейская улыбка. Где еще в мире есть такой народ, такая цивилизация? При всем, при этом у нас великая Русская культура в прошлом и совершенно неизвестное будущее. Сейчас мы стоим на распутье: консервативное развитие (продолжение культуры предков) или либеральное развитие под напором европейской и американской цивилизаций. Обо всем этом капитальная статья политолога, члена философского Зиновьевского клуба МИА «Россия сегодня», Дмитрия Евгеньевича Куликова, которую привожу для любителей порассуждать, подумать и сделать выводы.
А.В.Александров

Д. Куликов
Консервативный проект — это установка на преемственность, воспроизводство и историческое развитие государства. Рассуждение о культурных основаниях социального проектирования.

«Прошедшее не менее онтологично, чем будущее, умершие поколения не менее онтологичны, чем поколения грядущие. В том, что было, не меньше от вечности, чем в том, что будет».
Н.А. Бердяев

Достаточно заглянуть в словари или интернет, чтобы понять, что существует множество определений консерватизма. Однако все они мало что дают человеку, желающему уяснить для себя сущность этого явления, поскольку представляют всегда аспектный, предметный взгляд на те или иные социальные феномены, которые авторы определений рассматривают как проявления консервативной позиции.
Вместе с тем потребность в понимании сущностных, определяющих смыслов и значений консерватизма является весьма высокой. Разворачивающийся кризис человеческой цивилизации, проходящий на фоне исторического банкротства базовых идеологий XIX–XX веков — таких как социализм-коммунизм и демократизм-либерализм — вынуждает нас обратиться к консерватизму как «последней надежде» на пути поиска стабильности и противодействия цивилизационному кризису. Обращение российской правящей элиты к понятию консерватизма, таким образом, не случайно и вполне исторично в сегодняшнем кризисном мире.
Однако представляется малоперспективным рассматривать консерватизм как ещё одну идеологию (каковой, впрочем, он и так является) в качестве обоснования всех контрреволюционных социально-политических процессов. В идеологическом аспекте консерватизм часто не отличим от традиционализма, охранительства, различных типов негативной реакции на изменения.
ХХ век — век светских религий социализма-коммунизма и либерал-демократизма, пришедших на сегодняшний день к пределу своих возможностей. Светская вера в коммунизм или либеральную демократию уже больше не обеспечивают необходимой целостности и воспроизводства человеческих общностей. И дело тут не в содержании этих светских религий. Дело в том, что сам способ организации человеческих общностей через догматически предъявляемую идеологию (светскую веру) в качестве рамки существования такой общности, имеет очень короткий исторический жизненный цикл.
Обе светские религии возникли в результате революционных процессов на «освободившемся» от традиционной религии месте. Свято место пусто не бывает: человек, ни во что не верящий, лишён возможности социального и исторического действия, без веры это уже не совсем человек. Но одно дело — верить в Бога, и совсем другое дело — верить в социальную конструкцию. Какой смысл верить в демократию, если, по всеобщему мнению, мы уже в ней живём? А если мы в ней живём, то это нечто вполне посюстороннее, созданное самим человеком, а значит, требующее к себе рефлексивного и критичного отношения. Это означает подвергнуть светскую веру сомнению, и она тут же прекращает работать в качестве таковой.
Консерватизм в качестве идеологии и в качестве новой светской веры не обладает никакими особыми преимуществами перед коммунизмом или либерализмом.

Консерватор как агент культуры
Следует попытаться рассмотреть консерватизм, как особую позицию в человеческом мире и его истории, которая является функцией обеспечения базовых процессов человеческого мира, а не просто в качестве одного из светский верований, ибо историческое время таковых истекло. Сегодня консерватизм может и должен быть востребован не как идеология «партии умеренного прогресса в рамках законности» (Я. Гашек), а прежде всего, как особая содержательная позиция, которая позволяет технически работать с процессами воспроизводства и развития человеческого мышления и деятельности, поскольку именно мышление и деятельность — субстанциональная реальность нашего мира.
Мир природный (натуральный) есть объект для мира человеческого мышления и деятельности. Объект познания, освоения и изменения.
О том, что мир природы является лишь объектом человеческого мышления и деятельности, люди начали догадываться довольно давно. Однако предельной на сегодняшний день формой понимания этого отношения является научный тип мышления и наука в целом — как сфера деятельности, возникшая в европейское «новое время».

Н.А. Бердяев
Я хочу говорить сейчас о консерватизме не как о политическом направлении и политической партии, а как об одном из вечных религиозных и онтологических начал человеческого общества. Вам неведома проблема консерватизма в её духовной глубине. Для вас консерватизм есть исключительно лозунг в политической борьбе… Но это н
«Философия неравенства»
е должно затмевать той истины, что невозможно нормальное и здоровое существование и развитие общества без консервативных сил. Консерватизм поддерживает связь времён, не допускает окончательного разрыва в этой связи, соединяет будущее с прошлым. Революционизм поверхностен, оторван от онтологических основ, от ядра жизни. Эта печать поверхностности лежит на всех революционных идеологиях. Консерватизм же имеет духовную глубину, он обращён к древним истокам жизни, он связывает себя с корнями. Он верит в существование нетленной и неистребимой глубины. У великих гениев и творцов был этот консерватизм глубины. Никогда не могли они держаться на революционной поверхности.
Без консервативной среды невозможно появление великих творческих индивидуальностей. Много ли вы насчитываете творческих гениев среди идеологов крайнего революционизма? Лучшие люди не были с вами. Все они черпали творческую энергию в глубине жизни. И если чужд им был консерватизм внешний и политический, то начало консерватизма глубинного и духовного всегда можно найти у них. Эта консервативная глубина есть у самых больших людей XIX века, она есть у Гёте, у Шеллинга и Гегеля, у Шопенгауэра и Р. Вагнера, Карлейля и Рёскина, у Ж. де Мэстра, у Вилье де Лиль Адана и Гюисманса, у Пушкина и Достоевского, у К. Леонтьева и Вл. Соловьева. Она есть у тех, которые жаждут новой, высшей жизни и не верят в революционные пути её достижения.
Исключительное господство революционных начал истребляет прошлое, уничтожает не только тленное в нём, но и вечно ценное… Революционный дух хочет отдать жизнь человеческую истребляющей власти времени. Он бросает всё прошедшее в пожирающую пучину будущего. Этот дух обоготворяет будущее, т. е. поток времени, и не имеет опоры в вечности…

«Истоки и смысл русского коммунизма»
Россия — страна безграничной свободы духа… И эту органическую, религиозную свободу русский народ никогда не уступит ни за какие блага мира, не предпочтёт внутренней несвободе западных народов, их порабощённости внешним. В русском народе поистине есть свобода духа, которая даётся лишь тому, кто не поглощён жаждой земной прибыли и земного благоустройства. Россия — страна бытовой свободы, неведомой народам Запада, закрепощённым мещанскими нормами. Тип странника так характерен для России и так прекрасен. Странник — самый свободный человек на земле. Россия — страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев, искателей…

Наука и инженерия есть формы организации и средства освоения человеком мира природы. Открытие так называемых «законов природы» (законов физики, химии и т.д.) есть способ освоения (включения) натуральных объектов вовнутрь человеческого мышления и деятельности, т.е. способ превращения их в объект не натуральный и неизменно данный, а операционный, который можно осваивать и изменять. Если наука создаёт (открывает) законы природы, то по каким законам живёт мир мышления и деятельности?

По законам культуры.
Культура — вещь невероятно консервативная сама по себе. На самом деле именно она полагает действительные границы человеческой свободы. Именно культура, которой мы принадлежим, «заставляет» нас поступать так или иначе — причём большинство из нас (подавляющее большинство), как правило, даже не отдают себе отчёт, почему в той или иной ситуации мы поступили именно так. Ответ прост: потому, что нам так велит наша культура.
Что такое культура? Ни одно из определений, данных различными предметными науками, по-настоящему не ухватывает существа дела.
Музеи, библиотеки, театры, кино, образование, воспитание, разнообразные знания — всё это и ещё многое другое называется культурой или относится к так называемой сфере культуры. С одной стороны, все эти институты нам, людям, всё время нечто рассказывают и показывают. Они беспрерывно транслируют нормы поведения, способы принятия решений, образцы и стандарты организации деятельности. Более того, именно культурой нормируется наше мышление. Через образование и воспитание (это на самом деле тоже механизмы трансляции культуры) формируется наш способ взгляда на мир (мировоззрение), а также и наше самоопределение, то есть способ мышления и действия в той или иной ситуации.


Н.М. Карамзин
«Записка о Древней и Новой России»

Учреждения древности имеют магическую силу, которая не может быть заменена никакою силою ума…

Не говорю и не думаю, чтобы древние россияне под великокняжеским или царским правлением были вообще лучше нас. Не только в сведениях, но и в некоторых нравственных отношениях мы превосходнее, т.е. иногда стыдимся, чего они не стыдились, и что действительно порочно; однако ж должно согласиться, что мы, с приобретением добродетелей человеческих, утратили гражданские.

Имя русского имеет ли теперь для нас ту силу неисповедимую, какую оно имело прежде? И весьма естественно: деды наши, уже в царствование Михаила и сына его присваивая себе многие выгоды иноземных обычаев, всё ещё оставались в тех мыслях, что правоверный россиянин есть совершеннейший гражданин в мире, а Святая Русь — первое государство. Пусть назовут то заблуждением; но как оно благоприятствовало любви к Отечеству и нравственной силе оного! Теперь же, более ста лет находясь в школе иноземцев, без дерзости можем ли похвалиться своим гражданским достоинством?

Некогда называли мы всех иных европейцев неверными, теперь называем братьями; спрашиваю: кому бы легче было покорить Россию — неверным или братьям? Т.е. кому бы она, по вероятности, долженствовала более противиться? При царе Михаиле или Феодоре вельможа российский, обязанный всем Отечеству, мог ли бы с весёлым сердцем навеки оставить его, чтобы в Париже, в Лондоне, Вене спокойно читать в газетах о наших государственных опасностях? Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Пётр.
Культура как некое идеальное пространство норм и образцов не только транслируется, но и (поскольку люди всё время реализуют эти нормы и образцы в различных жизненных ситуациях, а затем снова и снова обращаются к описанию этих реализаций языком и средствами культуры) воспроизводится сначала в пространстве идеального (в мышлении), а затем и в деятельности человека. Без воспроизводства и трансляции культуры жизнь человечества помыслить невозможно. По крайней мере, в рамках христианского Человека, который за последние две тысячи лет, как мы знаем, совсем не изменился.
Итак, культура — это то, что обеспечивает нам воспроизводство человеческого существования через трансляцию культурных норм и образцов от поколения к поколению. Внутри культуры и только за счёт культуры осуществляется преемственность поколений и воспроизводство малых и больших культурно-исторических общностей, включая такие, как народ и нация. Таким образом, культура обеспечивает народам возможность существования в истории. Народ существует до тех пор, пока он творит свою культуру и принадлежит ей. Культура — это всегда власть прошлого над настоящим, за счёт культуры умершие учат «жизни» живущих, и часто живущим это сильно не нравится.
Настоящий консерватор — это всегда агент культуры, прежде всего озабоченный проблемой трансляции культурных норм и образцов, решающий проблему воспроизводства деятельности.
Уже Карл Маркс постулировал проектный компонент человеческой истории как ведущий и основной. Консервативная позиция ищет прототипы и образцы для социокультурного проектирования в историческом прошлом. Это непросто, поскольку необходимо рассмотреть в прошлом нечто из настоящего, что может быть полезно и необходимо в будущем. Трансляция культурных образцов — важнейшая историческая функция, буквально «перевод» с языка прошлого на язык будущего. Другое значение слова «трансляция» — «перенос». Например, концепция «Москва — Третий Рим» воспринималась современниками как у нас, так и некоторое время на Западе (когда там сильно боялись продолжения турецкой экспансии) как «перенос империи».
Обеспечение трансляции культуры и воспроизводство деятельности вместе с тем ещё и важнейшее и необходимое условие развития — а развития как исторического процесса вообще не бывает без воспроизводства.


«Прогресс» и консервативное понимание развития
Отдельно необходимо обсудить идею прогресса, которая не тождественна идее развития.
Идея прогресса принадлежит научно-инженерному типу человеческого мышления и деятельности. Наиболее правильный термин — научно-технический прогресс. Расширение сферы научно-инженерного освоения природного мира, усложнение технических устройств вплоть до тотальной робототехники соответствует понятию прогресса. Но только в этой сфере.
Наука и инженерия развивались, развиваются в европейской цивилизации, прежде всего, как способ достижения военно-технического превосходства и обеспечения возможностей экспансии. Первая площадка применения научных открытий — военная сфера. Стремление европейцев достичь решающего военного превосходства — главный двигатель научно-технического прогресса. И если переносить идею прогресса из научной и военной сферы в сферу социокультурную, то уже в ней она реализуется как идея культурного превосходства (шовинизма), расового превосходства, как идея исключительности отдельных обществ. Например, американского, о чём недавно сообщил президент Обама. А поскольку американское общество якобы самое прогрессивное, то оно получает право цивилизовать (двигать по пути прогресса) другие общества и народы.


Ф.М. Достоевский
«Дневник писателя»

Это явление (российский либерализм. — Прим. ред.) — прямое последствие вековой оторванности всего просвещённого русского общества от родных и самобытных начал русской жизни. Даже самые талантливые представители нашего псевдоевропейского развития давным-давно пришли к убеждению о совершенной преступности для нас, русских, мечтать о своей самобытности. Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они прямые отцы Нечаева.

«Идиот»
...русский либерализм не есть нападение на существующие порядки вещей, а есть нападение на самую сущность наших вещей, на самые вещи, а не на один только порядок, не на русские порядки, а на самую Россию. Мой либерал дошёл до того, что отрицает самую Россию, то есть ненавидит и бьёт свою мать. Каждый несчастный и неудачный русский факт возбуждает в нем смех и чуть не восторг. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, всё... Эту ненависть к России, ещё не так давно, иные либералы наши принимали чуть не за истинную любовь к отечеству и хвалились тем, что видят лучше других, в чём она должна состоять; но теперь уже стали откровеннее и даже слова «любовь к отечеству» стали стыдиться, даже понятие изгнали и устранили, как вредное и ничтожное.

Консерватор отвергает идею социокультурного прогресса. Не потому что он ретроград и противник всякого развития, а прежде всего потому, что идея прогресса есть замаскированная идея социального и культурного превосходства (неравенства), контрабандой протаскивающая дискриминацию одних обществ в пользу других. Консерватор противостоит идее прогресса, прежде всего, как идее, порождающей насилие со стороны прогрессоров. «Бремя белого человека» — обратная сторона идеи прогресса. Консерватор не приемлет оцивилизовывания, поскольку именно в многообразии культур он видит ресурс развития. Исторически неизвестно, какие культурные ресурсы понадобятся нам в будущем. Унификация культур, поглощение их одной (например, западноевропейской) сужает возможности человечества, снижает его культурно-проектный потенциал.
Идее прогресса и оцивилизовывания консервативная позиция противопоставляет идею культурной рецепции, при реализации которой человеческие общности самостоятельно принимают культурные нормы и образцы других народов и эпох, модернизируют их, творчески приспосабливают к своему времени и собственной культуре.
Консервативная позиция есть позиция во многом управленческая. Мы понимаем здесь управление как деятельность над деятельностью. Консерватор организует такую деятельность, которая позволяет управлять процессами воспроизводства и развития, сохраняя баланс процессов, твёрдо понимая, что эти процессы системны по отношению к истории человечества и одного без другого просто не бывает.
Консерватизм не есть ретроградство, консерватизм — это фундаментальное основание для метода всякого социального исторического проектирования. Консервативная позиция — единственная, которая позволят осуществлять проектирование и новации в рамках воспроизводства культурно-исторического целого.
Консерватизм — это границы для любого социального проекта. Консерватизм хорошо понимает, что проект, не обеспечивающий воспроизводства системного социального целого, на самом деле никогда не будет развитием, а лишь разрушением и деградацией.


Опыт консервативного социального проектирования
Западноевропейская ветвь средиземноморской (античной) цивилизации всеми своими достижениями обязана консервативному началу. Она формировалась на границе «тёмных веков» и «нового времени» на основе обращения к античной традиции.
Проект западноевропейской цивилизации, сформированный на основе рецепции античной культуры в X–XIV веках, был выходом из «тёмных веков» и восстановлением преемственности цивилизаций. Вся культура Возрождения — ярчайший исторический пример проектирования на основе вовлечения в него культурного материала прошлой (античной) эпохи. Вовлечение в христианский мир греческой философии (Платон и Аристотель прежде всего), римского права и стремления к мировому господству (Александр Македонский и Pax Romana) — основной ресурс развития той Европы, какой мы её знаем.
Искусство эпохи Возрождения — это в первую очередь идеология, поскольку искусства без идеологии вообще не бывает. В данном случае это идеология консерватизма, выражающая прекрасность прошлого и его безусловное преимущество перед настоящим. Этот восторг эпохи Ренессанса перед прошлым есть одновременно и постановка проектной задачи: создать будущее, которое будет очень похоже на прошлое, будет максимально полно содержать в себе это прошлое и, быть может, даже будет несколько лучше его.
Особенно чётко принципы консервативного проектирования будущего мы можем увидеть на примере создания США как следующего шага развития западноевропейской ветви. Отцы-основатели при проектировании новой страны обращаются к самым корням цивилизации, к её истокам. Цензовая демократия (власть меньшинства над большинством), рабство, точно по Платону созданное государство как условие свободы индивида от власти общества, — всё это придумано отнюдь не проектировщиками Соединённых Штатов, они лишь адаптировали и усовершенствовали хорошо забытое старое.


И.А. Ильин
«Путь духовного обновления»

Силою равнинного пространства, силою национального темперамента, силою славянского индивидуализма и слабостью своей общественной дисциплины — русский народ был поставлен в условия, требующие не слабого, а сильного государственного центра. На протяжении своей истории он не раз, и ныне, в революции, вновь обнаружил тягу к безвластному замешательству, к страстному разрушительному кипению, к хаотическому имущественному переделу, к противогосударственному распаду. Русский человек способен блюсти порядок и строить государство; он способен держать образцовую дисциплину, жертвенно служить и умирать за родину. Но эта способность его проявляется и приносит плоды тогда, когда вызывается к жизни, закрепляется и ведётся импонирующим ему, сильным и достойным государственным авторитетом. Именно поэтому России необходима сильная власть…
Участие русского гражданина в строительстве русского государства будет драгоценно, жизненно… но оно не должно ослаблять силу государственной власти, это участие не должно колебать и разлагать её единства, авторитета, силы…
Прошло время, когда русская интеллигенция воображала, будто ей стоит только заимствовать готовую государственную форму у Запада и перенести в Россию и всё будет хорошо. Ныне Россия в беспримерном историческом положении: она ничего ни у кого не может и не должна «заимствовать». Она должна создавать… своё общественное и государственное обличье — такое, которое ей в этот момент исторически будет необходимо.

Единиц для проектирования немного, со времён Платона их всего три: государство (формализованная конструкция публичной власти), общество (неформализованная конструкция непубличной власти) и индивид (первичный атом социального организма и материал систем человеческой деятельности, в том числе материал структур государства и общества). Чем глубже исторический горизонт вовлечения в проектирование культуры, тем выше исторический потенциал проекта, направленный в будущее.
Проектировщики США вовлекли в своё проектирование весь доступный им опыт (культуру) человечества, создав впервые в истории полностью искусственный (спроектированный) социум. Способствовало этому в немалой степени и то, что территориальная площадка для проектирования (Северная Америка) была полностью свободна для строительства нового общества. Ограничение проекта по человеческому материалу было минимальным. Коренное население (индейцы) было просто уничтожено, а иммигранты были заведомо сориентированы на отказ от своего настоящего (для этого и иммигрировали). На таком материале сравнительно легко было реализовать проект нового социума, который при этом в своих культурных основаниях был глубоко консервативным. Новации американского проекта — такие как разделение властей, взаимный контроль (система сдержек и противовесов) и т.д. — только кажутся абсолютными новациями, а на самом деле всё это уже содержалось в тех или иных формах в предыдущие эпохи, начиная с Римской республики.
Проект получился добротным и исторически конкурентоспособным, т.е. пригодным для последующих модернизаций. Важнейшей такой проектной модернизацией является американский ХХ век — век американского проекта, конкурентного проекту российскому (советскому). В веке XXI потенциал проекта века XVIII, похоже, исчерпан. Конкуренция с СССР как стимул модернизации проекта отсутствует. Кроме того, сегодня американский проект не обеспечивает более воспроизводства общественной системы и американского образа жизни. На это указывают американские правые — консерваторы.
Сегодня США стоят перед задачей нового масштабного социального проектирования. Впрочем, как и мы.


Византийский корень и самобытность русского консерватизма
Сегодня действительная историческая конкуренция смещена в сферу масштабного социального проектирования, и у нас пока ещё есть шанс её не проиграть. Для этого мы должны быть максимально консервативны, т.е. способны вовлечь в сегодняшнее проектирование весь доступный нам культурно-исторический материал.
Историческая Россия в основном складывалась путём рецепции культурного материала. Пожалуй, это главное наше национальное умение — выбирать из мировой культуры нормы и образцы, примерять их на себя, экспериментировать с ними на нашей почве, причём делаем мы это исключительно добровольно, по собственной инициативе. Специфика нашей идентичности заключается в том, что никому и никогда не удавалось нам что-то навязать, т.е. завоевать, а потом оцивилизовывать, превращая нас в часть «прогрессивного» человечества.
Важнейшим этапом проектного становления нашей страны было принятие христианства от Византии и установление между Древней Русью и Восточной Римской империей тесных политических и экономических связей. Православие (ортодоксальное христианство) — важнейшая часть нашего культурно-генетического кода.
Падение Византии (1453 г.) и одновременное становление Московского русского государства (нового проекта) были составляющими одного исторического проекта новой социокультурной общности. Московское государство проектировалось как наследник Восточной империи, как место-время воспроизводства культурных организованностей античного и средневекового, но уже христианского мира.
Принятие царского титула Иваном Грозным оформило сущностный имперский характер и способ организации русского государства. С одной стороны, титул царя (от Caeser) указывал на принципиальное равенство русского государства с другими державами Европы и Азии, а с другой стороны — на историческую линию наследования и принципиально имперский (т.е. многоэтнический и многоконфессиональный) уклад Московского царства.


К.П. Победоносцев
«Великая ложь нашего времени»

Одно из самых лживых политических начал есть начало народовластия, та, к сожалению, утвердившаяся со времени Французской революции идея, что всякая власть исходит от народа и имеет основание в воле народной. Отсюда истекает теория парламентаризма, которая до сих пор вводит в заблуждение массу т.н. интеллигенции и проникла, к несчастью, в русские бездумные головы. Она продолжает ещё держаться в умах с упорством узкого фанатизма, хотя ложь её с каждым днём изобличается всё явственнее перед целым миром… Игра в собрание голосов под знаменем демократии составляет в наше время обыкновенное явление во всех почти европейских государствах — и перед всеми, кажется, обнаружилась ложь её; однако никто не смеет явно восстать против этой лжи…
В многоконфессиональность и многонациональность Российской империи внесён огромный культурный вклад эпохой ордынского владычества. Ордынская власть никак не затронула православия — наоборот, Орда поддерживала Русскую церковь. В самой Орде совершенно спокойно сосуществовали различные религии. Сама Орда как государство была предельно многонациональной. Социальное положение в Орде никак не было связано с национальным и племенным происхождением. Будучи вассалами Орды, русские княжества воспринимали это как норму. И когда Москва подчинила себе Казань, были воспроизведены те же принципы.
Таков действительный культурный вклад Азии (ордынской эпохи) в нашу культуру. Именно в этом наша подлинная культурная евразийскость — в отличие от разных домыслов, сегодня активно претендующих на роль теорий.
Одновременно с принятием титула царя возникает концепция «Москва — Третий Рим», хотя московское царство практически ничего не приняло от Рима первого (италийского). Действительным содержанием проектирования нашей государственности были культурные прототипы Рима второго (константинопольского). К моменту падения Византии две ветви средиземноморской материнской цивилизации уже достаточно далеко разошлись между собой, хотя и проросли от одного корня. Гораздо более точным было бы утверждение «Москва — Второй Константинополь». Развитие русского государства как империи — наследницы Византии прежде всего содержало в себе целевую характеристику принадлежности к Вечности, к истории всего человечества, поскольку культурные прототипы Первого и Второго Рима просуществовали в истории более чем по тысяче лет каждый.
На самом деле и уже упомянутый выше западноевропейский Ренессанс вместе с зарождением науки и новой философии также прямо связаны с Византией. Культурная элита Восточной империи бежала на Запад после завоевания турками Константинополя и принесла с собой сохранённое в Византии искусство, право, подлинные тексты античных философов. Рецепция византийской культуры — важнейшая характеристика истории западного мира.

Консервативная модернизация в России: опыт и издержки
Петровская модернизация России не есть отказ от какого-то «особого российского пути» и предательство традиции. Обращение к западноевропейской культуре и отсутствовавшим у нас к тому времени образцам деятельности носят для Петра Великого вполне себе прагматический и очень осмысленный характер. Корни наши — византийские, но ошибок византийских мы допускать не должны.
Пётр принимает титул императора после победы в Северной войне и вот что пишет по этому поводу: «Зело желаю, чтоб наш народ прямо узнал, что Господь прошедшею войною и заключением мира нам сделал. Надлежит Бога всей крепостью благодарить; однако, надеясь на мир, не ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархией греческой. Надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, который нам Бог кладёт перед очами как внутрь, так и вовне, отчего облегчён будет народ».
Проблема воспроизводства Российской империи, её сохранения в истории — вот что заботит царя-реформатора. В этом цель его проекта модернизации. Петровская модернизация была проектом, который должен был обеспечить России воспроизводство её государственности и идентичности в изменившихся исторических условиях. Для этого в Россию импортировались европейское научно-инженерное мышление и культура. В целях исторической конкуренции мы должны были пустить к себе научно-технический прогресс, при этом сохранив базовую имперскую идентичность, взятую у Византии.
Петровская модернизация мотивирована во многом историческим пониманием судьбы Византийской империи, пониманием того, что ничто не совершенно в этом лучшем из миров. И культурные исторические прототипы, заимствованные нами для социокультурного проектирования, имеют свои сильные и слабые стороны, они как разрешают, так и порождают проблемы, дают как возможности, так и несут в себе ограничения. Именно это понимание специфики культурных единиц было осознанно европейской философией в качестве одной из важнейших компонент диалектического метода рассуждения, как единство и борьба противоположностей.


М.Н. Катков
«К какой принадлежим мы партии?»

В чём состоит истинное назначение охранительного начала? В чём заключается сущность и цель прогресса? Истинно прогрессивное направление должно быть, в сущности, консервативным, если только оно понимает своё назначение и действительно стремится к своей цели. Чем глубже преобразование, чем решительнее движение, тем крепче должно держаться общество тех начал, на которых оно основано и без которых прогресс обратится в воздушную игру теней. Всё, что будет клониться к искоренению какого-нибудь существенного элемента жизни, должно быть противно прогрессивному направлению, если только оно понимает себя. Всякое улучшение происходит на основании существующего; этому учит нас природа, во всех своих явлениях и формациях...
Чуткий, понимающий себя консерватизм не враг прогресса, нововведений и реформ, напротив, он сам вызывает их в интересе своего дела, в интересе хранения, в пользу тех начал, которых существование для него дорого; но он с инстинктивной заботливостью следит за процессом переработки, опасаясь, чтобы в ней не утратилось чего-либо существенного. Истинно-охранительное направление, в сущности, действует заодно с истинно-прогрессивным.
Вторая модернизация русского проекта — сталинская. Она несколько другая, нежели петровская. Её проблемность и содержится в этих отличиях.
Русская революция (февральско-октябрьская) с культурной точки зрения — чистый импорт. Коммунистическо-социалистическая философия и идеология — детище Западной Европы и заимствовано нами как квинтэссенция того самого социального прогресса. К сожалению, Маркс, воодушевлённый идей Гегеля о развитии как базовом историческом процессе, отождествил её с идей прогресса. Учение Маркса в части исторического материализма и идеи формаций — сугубо прогрессистская идея, мыслительно игнорирующая проблему воспроизводства как обязательное условие развития.
Большевики отнюдь не собирались своим проектом воспроизводить Российскую империю. Коммунистический проект был самостоятельной и главной ценностью. «Весь мир насилья мы разрушим, до основанья, а затем….» Однако Ленин довольно быстро понимает, что если не воспроизвести государство, никакого «затем» не будет.
Сталин, в свою очередь, понимает, что если не будет этой страны — не будет и никакого социализма. И поэтому строит СССР как империю. Более того, внутрипартийная борьба 20–30-х годов есть борьба за остановку революционных процессов и запуск процессов воспроизводства. Вторая мировая война подталкивает Сталина к фиксированию преемственности СССР по отношению к Российской империи. Это выражается, прежде всего, в классическом понимании истории как науки и отказу от экспериментов в этой области ещё в начале 30-х. Во время войны не только возвращаются в армию офицерские погоны, учреждаются ордена имени великих имперских полководцев, в значительной степени в общественную жизнь возвращается Церковь, но что более интересно — возрождается византология как специфическая отрасль исторической науки. Журнал «Византийский временник» восстановлен в 1943 году как научное издание.
Любопытно, что власть в СССР восстановилась после полного разрушения революцией также в императорской самодержавной форме. Полномочия генсека были во многом императорскими, Верховный совет (парламент) практически точно воспроизводил проект Государственной думы, каким его хотел видеть Николай II, — как орган оформления императорских решений, абсолютно не самостоятельный. Правительство (Совет министров) — административно-управленческий аппарат при государе (генсеке).
В итоге практически ничего не изменилось в части устройства власти по сравнению с Российской империей. Кроме одного. Отсутствовал реальный механизм воспроизводства власти императора, который до революции был наследственным. Советская империя от него отказалась, не предложив взамен ничего реально работающего. Сталин не успел, а скорее всего, и не мог оформить этот механизм. Выборы генсека составом ЦК по предложению узкого круга Политбюро, как выяснилось, таким механизмом не являлись: вырождение генсеков от Сталина до Горбачёва — яркое тому подтверждение.
Основная причина — отсутствие политической конкуренции. Сталин не мог её создать, поскольку сам принадлежал эпохе революции, в которую за власть не конкурируют политически, её захватывают и удерживают. Именно этим занимался в октябре 1917-го Ленин, именно к этому стремился Троцкий и именно так ему противопоставлялся Сталин. Шанс был после смерти Сталина.
Нужно было сильно демократизировать партию. Демократия не нужна была всему советскому народу, в качестве тотальной она не работает, как мы теперь знаем. Но внутри партии как реального правящего класса должна была быть установлена настоящая (по образцу античности) демократия и политическая конкуренция. Партийная номенклатура как меньшинство советского общества должна была, имея подлинную демократию и политическую конкуренцию внутри себя, править страной. Выбирая генсека, партия должна была бы понимать со всей ответственностью, что выбирает императора, а никакого не председательствующего в коллегиальном органе. Избрание должно было быть срочным — например, на 10–12 лет. Нечто подобное сейчас пытается делать Китай (тоже многовековая империя; и хотя там много трудностей, но, как представляется, они на верном пути).


К.Н. Леонтьев
Византизм дал нам всю силу нашу в борьбе с Польшей, со шведами, с Францией и Турцией. Под его знаменем, если мы будем верны, мы, конечно, будем в силах выдержать натиск и целой интернациональной Европы, если бы она, разрушивши у себя всё благородное, осмелилась когда-нибудь и нам предписать гниль и смрад своих новых законов о мелком земном всеблаженстве, о земной радикальной всепошлости.
Идея всечеловеческого блага, религия всеобщей пользы — самая холодная, прозаическая и вдобавок самая невероятная, неосновательная из всех религий…
Прогрессивные идеи грубы, просты и всякому доступны. Идеи эти казались умными и глубокими, пока были достоянием немногих избранных умов. Люди высокого ума облагораживали их своими блестящими дарованиями; сами же идеи по сущности своей не только ошибочны, они, говорю я, грубы и противны. Благоденствие земное — вздор и невозможность; царство равномерной и всеобщей человеческой правды на земле — вздор и даже обидная неправда, обида лучшим. Божественная истина Евангелия земной правды не обещала, свободы юридической не проповедовала, а только нравственную, духовную свободу, доступную и в цепях. Мученики за веру были при турках; при бельгийской конституции едва ли будут и преподобные.
Сильны, могучи у нас только три вещи: византийское православие, родовое и безграничное самодержавие наше и, может быть, наш сельский поземельный мир.
Вместо всего этого Хрущёв, который тоже захватил власть путём внутрипартийного переворота, произвёл фиктивно-демонстративное действие — доклад о разоблачении «культа личности». Тем самым ещё больше разрушая действительную историческую природу власти в России, заимствованную у Византии, — самодержавно-императорскую. Нет воспроизводства императорской власти — не будет и империи. СССР своей историей это доказал.
После буржуазной контрреволюции 1991 года и всех попыток «цивилизовать» нас со стороны Запада мы так и не стали западноевропейским обществом. Никогда и не станем, пока будем сохранять целостность страны и единство большинства народа. Единственный путь поглотить нас — раздробить. Мы сопротивляемся, хотя, как кажется, сил на это уже почти нет.
Сегодня Путин де-факто выступает в роли самодержца-императора. Это условие сохранения целостности России. Механизма воспроизводства имперской власти у нас нет, как и в СССР, — это доказало президентство Медведева. Политического класса, в котором как в специально обособленном ареале только и возможна реальная политическая конкуренция и классическая демократия, — тоже нет. Мы погружены в имитационную среду управляемой тотальной демократии (одинаковой для всего мира), которая является лишь ширмой для реальных механизмов власти. Император ограничен влиянием олигархических групп и иностранным влиянием и давлением. Тотальная демократия не может быть другой.
Важнейшей задачей сегодня является проектирование механизма воспроизводства власти и государства. Это задача номер один. Нам нужен политический класс свободный (отчуждённый) от капитала и вообще от института собственности. Хочешь обладать политическими правами и быть властью — откажись от хозяйственных и экономических прав. Внутри политического класса должна быть демократия, как и на уровне местного самоуправления (там она действительно работает). Политический класс должен демократическим путём формировать из себя судебную и законодательную власть, не зависящую от власти императора. Детально подобную схему проекта власти обсуждает Михаил Юрьев в своей книге «Третья Империя. Россия, которая должна быть».


Консерватизм и русский социалистический проект
Мы живём в ситуации диалектического противостояния и борьбы мировой буржуазной революции и неизбежной контрреволюции, которая всегда исторически была механизмом воспроизводства деятельности и собственно развития цивилизации. Революция претендует на полное обновление всех элементов социума. Контрреволюция определяет, что из нового действительно попадёт в будущее.
Контрреволюция Наполеона оставила Гражданский кодекс. Без восстановления механизмов воспроизводства в принципе нельзя установить появление чего-либо исторически (а не ситуационно) нового, того, что «выживет», «останется» и будет усвоено и освоено, то есть установить шаг развития.
А консерватизм — как раз и есть идеологический инструментарий такого отбора.
За последние сто лет мы находимся в ситуации контрреволюции уже второй раз — начиная с октября 1917-го, и это делает нас лидерами этого процесса. Социализм как контрреволюция был уже однажды пройден нами в его максимально радикальном варианте. Мы не должны ностальгировать, хвалить или ругать этот наш опыт, пытаться полностью вернуться к нему или полностью избежать его. Первое при всех вариантах бессмысленно, второе при всех вариантах невозможно. Прежде всего, мы должны этот опыт понять и освоить как ресурс собственного развития, а значит, и развития мирового.
Воспроизводство — это создание заново и с новыми элементами того, что уже было.
Воспроизводство Российской империи (а значит, и СССР — в том или ином смысле) представляется единственно осмысленной и самой прагматичной установкой нашей политики. Тем более мы должны в рефлексии нашего социалистического опыта отделить черты, привнесённые особенностями века (мировую войну) и нации (рецепцию русской культурой западноевропейского кризисного религиозного мышления «без Бога» и его концентрированной истории), от универсальной исторической инновации, принадлежащей будущему.


Л.А. Тихомиров
«Россия и демократия»

…выяснение ложности революционной идеи, владычествующей над миром европейской культуры, требует работы целых поколений, ибо не может быть исполнено без переработки с новой точки зрения целых обширных областей науки исторической, социальной и экономической…
Основания, отрицающие историческое общество, стали привычными для умов. Только крайности революционной идеи тревожат нынче людей; но гниение, производимое ею в личности и в обществе, стало так привычно, что его не замечают. Оно не поражает. Против него не борются.
Мы эксплуатировали социалистический строй в рамках военного режима, ведущего оборону в мировой войне на уничтожение в рамках светской религии коммунизма. Оставим в стороне вопрос о исторической неизбежности этих условий нашего выживания. Без этих ужасов и зла (так говорит об этих условиях буржуазная мораль) мы бы просто не существовали сегодня ни как нация (народ со своим государством), ни как страна (территория со своим жизнеобеспечением — хозяйством и экономикой). Но не об этом речь. Кроме этих важных, поносимых и восхваляемых (разными сторонами), выносимых на первый план, но преходящих черт первого (то есть русского) социализма, есть и универсальное содержание нашего исторического опыта социализма как общеевропейской, а в этом качестве — и мировой программы цивилизационного развития.
Капитализм есть механизм относительной концентрации ресурсов для целей развития, но этот механизм работает, пока есть более широкое пространство, откуда можно заимствовать ресурс и куда можно сбрасывать отходы деятельности, в том числе и социальные. При глобализации экономики мы подходим к эре общепланетарного ограничения ресурсов. Экономика планеты в целом развиваться через самовозрастание капитала не может. Так может развиваться только малая часть планетарного целого, выделенная территория. Ограниченность глобального ресурса уже выражается в американском и европейском долге Китаю и даже России. С другой стороны, человечество пока ничего другого просто не придумало.
Основой нашего консерватизма должно стать выделение воспроизводимых универсальных элементов русского (нашего) социализма, не связанных с режимом фактического военного положения СССР и насаждением в нём светской веры в коммунизм, и интеграция их в нашу социальную структуру. Сделать это можно, только выделив суть социалистического проекта как проекта развития европейской цивилизации, как условия самой возможности разрешения её кризиса. При этом мы должны прагматично, технически отнестись как к элементам демократии, так и монархии в механизмах государственного управления.


Русский консерватизм XXI века в прикладном измерении
Прямо сегодня мы можем и должны противопоставить либерализму (политкорректное наименование идеологии и политической программы нашей контрреволюции) консерватизм восстановления нашего суверенитета и возвращения к развитию всех систем деятельности, культуры, всех социальных сред.
Вот минимальный контур необходимой нам консервативной программы:
— легализация государственной идеологии, заключающейся в безусловном для любой государственно-политической практики принципе сохранения страны в её культурной, территориальной и народной идентичности как государства континентального масштаба. (Эта легализация не требует даже изменения конституции, поскольку речь не идёт об идеологических нормах поведения для граждан, сопровождающихся санкциями, а об ограничении на деятельность политических организаций и политическую деятельность как таковую, кем бы она ни осуществлялась. Но лучше для ясности внести коррективы в статьи конституции о государственной идеологии.);
— признание культурно-исторического единства современной России, СССР, Российской республики (период Временного правительства) и Российской империи;
— Фактическая «монархия» открытого типа по способу воспроизводства власти: если президент хорош, нечего его менять в угоду надуманным процедурам. Лидер обязан назвать преемника, а также его дублёра — и разумеется, преемник должен быть способен победить на выборах. Такое разнородное социальное целое, как Россия, связанное не законом или вне-временной «системой», а историей, невозможно собрать с помощью тотальной демократии: это приведёт к сепаратизму и распаду страны;


Н.Я. Данилевский
«Россия и Европа»

…Европа не только нечто нам чуждое, но даже и враждебное... Из этого, однако, еще не следует, чтобы мы могли или должны были прервать всякие сношения с Европой, оградить себя от нее Китайской стеной: это не только невозможно, но было бы даже вредно, если бы и было возможно... Но если невозможно и вредно устранить себя от европейских дел, то... необходимо смотреть на эти дела всегда и постоянно с нашей особой, русской точки зрения.
Начала цивилизации одного культурно-исторического типа не передаются народам другого типа... Каждый тип вырабатывает её для себя при большем или меньшем влиянии чуждых ему предшествующих или современных цивилизаций.
Исторический прогресс состоит не в том, чтобы идти всё время в одном направлении, а в том, чтобы исходить всё поле, составляющее поприще исторической деятельности человека во всех направлениях.
Каждая историческая национальность имеет свою собственную задачу, которую должна решить, свою идею, свою отдельную сторону жизни, которые стремится осуществить, — задачу, идею, сторону жизни, тем более отличные и оригинальные, чем отличнее сама национальность от прочих в этнографическом, общественном, религиозном и историческом отношениях.

— признание такого основополагающего основания власти и государства, как личность, публичность социального знания, отказ от утопии сервисного государства-механизма, скрывающего за собой реальные отношения власти и управления;
— курс на создание открытого политического сословия (не партии или партий), принадлежность к которому будет давать право занятия любых руководящих должностей в политике, государственном управлении и стратегических сферах экономики: в эту сторону могло бы быть направлено развитие Общероссийского народного фронта. Развитие неимущественных прав и привилегий как основы воспроизводства политического сословия. Конфискационные имущественные репрессии против любого обогащения за счёт любых ресурсов государства (как натуральных, так и управленческих). Невозможность обогащения как мотива для государственной службы. Жёсткий профессиональный ценз для политиков и госслужащих. Специальная реформа систем обучения, образования и подготовки для этих целей. Резкое сокращение аппарата и упрощение процедур за счёт развития институтов ответственности;
— охранительная позиция государства по отношению к общинам традиционных религий единобожия: христианства, иудаизма, ислама. Приоритетная охранительная позиция по отношению к православной религиозной общине. Поощрение развития связей православного мира;
— обеспечение здоровья, образования и старости как государственных инвестиций. Невозможность извлекать из этих сфер как частные, так и государственные сверхприбыли, в том числе за счёт страхования и профессионального корпоративизма. Размещение пенсионных средств в доходных инфраструктурных проектах заведомо длительного цикла жизни. Восстановление педагогики знаний. Восстановление практики массового здравообеспечения как баланса для медицинской деятельности, включая натуральные продукты питания. Расширение структурных инвестиций в позитивную демографию;
— проектный контроль государства над стратегическими отраслями экономики. Либерализация пространства для экономической самодеятельности и самоорганизации. Суверенизация экономики за счёт импортозамещения, создания собственной финансовой системы, расширения традиционных рынков за счёт роста населения и освоения территории. Восстановление трудовой морали. Свёртывание пространства для финансовой ренты. Освобождение от налогов трудовых и хозяйственных (в том числе от аренды) доходов людей пенсионного возраста;
— возвращение государства в сферу кино, экранной культурной продукции вообще. Суверенизация рынка культурных продуктов. Зачистка исторических центров городов от рекламы в любом проявлении, оформление их как культурно-привлекательной среды;
— развитие военных технологий как основы расширяющейся зоны ответственности за безопасность на континенте. Обеспечение этими технологиями дружественных армий. Превращение военного призыва в современный учебно-воспитательный процесс, а также форму социальной поддержки.
Разумеется, это далеко не всё…


* * *

Сегодня среди наших «квасных патриотов» и квазитрадиционалистов модно «сожалеть» о петровской модернизации, как и о советской сталинской модернизации и провозглашать необходимость возвращения назад «к истокам». Нужно как бы «отмотать плёнку», сделать вид, что ничего этого не было.
Есть ещё более радикальные призывы — вернуться в дохристианскую Русь. Такие заблуждения (это и есть мракобесие) ничего общего с подлинным консерватизмом и традиционализмом не имеют. Сожалеть о случившемся в истории или, что ещё хуже, игнорировать историю, отказываться от неё, самая большая глупость, которую может позволить себе современный человек и общество.
Отказаться от петровской модернизации — значит отказаться от научно-инженерного мышления, отказаться от конкурентоспособности в современном мире. Отказаться от советского проекта — значит отказаться от того (прежде всего от небывалого в истории человечества уровня равенства), что позволило России впервые в своей истории стать одной из двух ведущих мировых держав.
История есть ресурс. Ресурс нашего мышления, а значит, и деятельности. Ресурс для нашего проектирования. Подлинный консерватизм как метод социального проектирования содержит в себе два принципиальных требования к социокультурным проектам: 1) обращаться за культурными прототипами на максимально доступную глубину исторического прошлого и 2) рассматривать историю как процесс целостный и непрерывный, из которого ничего нельзя изъять или игнорировать.


В.В. Шульгин
«Письма к русским эмигрантам»

Мы, эмигранты, думали примерно так:
— Пусть только будет война! Пусть только дадут русскому народу в руки оружие. Он обернёт его против «ненавистной» ему Советской власти. И он свергнет её!
Но случилось обратное. Получив в руки оружие, русский народ не свергнул Советскую власть. Он собрался вокруг неё и героически умирал в жестоких
боях. Наивно думать, что советские бойцы дрались с таким мужеством из страха перед Советской властью. Кто мешал этим людям сдаваться в плен? Были и такие, как известно. Я слышал, что некоторые мои друзья бывали в среде так называемых «власовцев». Этих «власовцев» было ничтожное число, если сравнить их с громадой армии и народа. За что же дрался этот народ, истекая кровью? Для меня это ясно — за Родину!

Новый проект должен содержать в себе культурные элементы всех исторических эпох того общества, воспроизводство и развитие которого мы проектируем.
Мы должны проектировать будущее России как страны, имеющей имперскую форму организации и императорскую власть, в большинстве населения православную, но при этом многоконфессиональную (в части традиционных религий) и многонациональную (в имперской традиции Византии и Ордынского государства как способа сосуществования и соразвития разного). Это наше византийское наследие.
Мы должны проектировать нашу страну как освоившую и развивающую научно-инженерный тип мышления и европейскую философию. И это наше наследие от проекта Петра Первого.
Мы должны проектировать нашу страну как страну уже реализованного (первого в мире) социалистического проекта.
Таков консервативный взгляд в будущее. Или мы воспроизведём такую Россию, или будет совсем другая история, с множеством формальных государств, лишённых суверенитета и находящихся под внешним управлением. Это даже может называться Евразийским союзом, как сегодня похожее образование называется Европейским союзом. Действительной исторической сути это не меняет.